Опустилась могильная плита. Слишком простая для такого человека. Резчики выбьют на ней всего одну строчку, хотя можно было много чего написать… Но выпало решать не Илче.
«Кто может вольный ветер привязать».
Любимая присказка стихотворца.
Ну вот. Прощай, Ветер, самый хороший человек на свете. Как бы ты ни учинил со мной по смерти. Обещаю, что из–под земли достану ту самую Жемчужину, Фиолетовую, с искрами. Я ведь помню, ты про нее не раз рассказывал, среди всего прочего. И тогда… вернусь сюда, на это самое место. Поведать, что за штуковина такая, полжизни не дававшая тебе покоя.
Лассар обернулся к Илче. На таком лице ничего не прочитаешь — там мало что осталось, по чему читать можно. Подошел. Хотелось отвернуться и двинуться прочь, дорожный мешок оттягивал плечи и звал в дальний путь, ноги аж пританцовывали.
— Прощай, Илча. Надеюсь, ты выберешь хорошую Жемчужину.
Как же, только на это он и надеется! В первый раз удалось без труда воззриться на Серого, с вызовом.
— Да уж не сомневайся.
Лассар взглянул попристальнее, стало неуютно.
— Ты хочешь мне отомстить. До сих пор.
— И что из того?
— Я не против, — неожиданно удивил его Серый. — Но не стоит думать о том в пещере. Думай о себе. Иначе совершишь ошибку.
— Ну, уж нет, — неожиданно вырвалось у Илчи. — Я бы, может, чего и напортил, зато точно знаю, кто с выбором не ошибется, — посмотрел в сторону плиты, не удержался.
— Так и думал, — сказал Серый. — Последние слова Ветра, они не для тебя. Фиолетовая Жемчужина… Даже я ее не видел.
Вот почему он так старается. Боится! Да кто вообще сказал, что эти слова назначались Серому? Может, как раз наоборот!
— А вот это не тебе решать! — бросил он противнику.
— Еще бы. Однако чужая Жемчужина не сделает тебя счастливее. Даже если это его выбор.
Он тоже обернулся к плите.
— Это мы еще посмотрим!
Лассар ничего не ответил. Илча наконец–то тронулся в путь, о котором грезил. Его враг остался позади.
И вот теперь, блуждая по каменному лабиринту, Илча гадал, не надул ли его Серый, ловко выкрутив к своей пользе последние слова стихотворца. Был ли тот вообще в рассудке перед смертью? Отличал ли явь от собственного вымысла?
Тени давно выросли, удлинились и в каменном крошеве у подножия Когтя уже слились друг с другом, давая желанную прохладу, а Илча все бродил, точно потерянный, даже не пытаясь осматривать каждый выступ, как делал с самого начала. Шел наугад. Казалось, вот за этим валуном обнаружится долгожданный вход, не может не обнаружиться, но от раза к разу надежда сменялась все большим отчаянием. Проклятия дождем сыпались на окрестные скалы.
Опомнился он, когда в поиски вмешались сгущавшиеся сумерки и очертания потеряли четкость. Канн давно сел, скоро ночь, а там и до восхода Линна недалеко. Только грядущий приход дваров удержал его от дальнейшего блуждания. Илча двинулся прочь отсюда: надо было выбраться на открытую площадку да набрать сушняка, однако темнело слишком быстро, а здешние камни не очень–то хотели выпускать незадачливого искателя. Да и где тут найти подходящее место?
Теперь он спешил пуще прежнего, чувствуя, что пришла иная пора — убегать от смерти. Повстречаться с дварами без надежной огненной защиты, да еще среди скал — на верную погибель. Страх гнал его поскорее выбраться на чистый склон, хотя сил почти не осталось. Неужели Нимоа подарил ему призрачную надежду, чтобы помучить напоследок? Увлек сегодняшней радостью, чтобы снова обернуть все в туман, неверную зыбь?
Это Серый заманил его сюда, а там, где он руку приложил, ничего хорошего быть не может…
Илча тупо стоял перед черным треугольным провалом. Не веря глазам, протянул руку. Нет, не обман, это точно вход в пещеру, да вот в ту ли… С трудом сдерживая дрожь нетерпения, он запалил факел, с опаской забрался внутрь, осветил стены. Пещера, узкая, с терявшимся в темени сводом, уходила вглубь горы. Все, как сказал стихотворец. Опасаясь сразу поверить в удачу, Илча двинулся вперед, ускоряя шаг. Ему показалось, что до конца пещеры не дойти никогда, так тянулось время, но вот и тупик. Впереди глухая стена. И расселина.
Сердце стукнуло и замерло, рука сама потянулась куда нужно. В пятне света разгорались три черты, одна сверху вниз и две поперек, наискосок.
Наконец, Илча перестал глазеть на метку без толку, задирая голову. Вместо того взялся за веревку. Спустился, со вниманием оглядывая стены расселины, пока не нашел второй такой же знак. Поднес к нему огонь. Знак изнутри разгорелся ярко–белым, потом расцвел золотистыми искрами. Они точно жидким золотом в воде мерцали, завораживая, и вдруг подернулись кровавой мутью. Илча отпрянул, и алые полосы тоже отхлынули вглубь стены.
Если все правда, и «Жемчужина» не врет, то теперь пришло время камням крошиться… И все равно Илча вздрогнул, когда прямо над ухом послышался глухой рокот, затем скрежет. В стене проклюнулось множество трещин, а потом и проход открылся. Как в сказке.
Илча, не долго думая, бросился в отверстие, вывалился с другой стороны. Теперь проходу полагалось закрыться, а ему — идти вперед. Он прошелся немного, поосмотрелся. Пещера как пещера, только из стен торчат кристаллы диковинные. Может, там есть и драгоценные?
Все–таки Илча всполошился из–за шума, хотя знал, что проход должен камнем закрыться. Теперь ему одна дорога — в логово Дракона. Факел зашипел, точно на него водой плеснули, и потух. Теперь все как положено — тьма кромешная.
Дальше в «Жемчужине» начинались всякие хитроумные испытания, но Ветер каждый раз сочинял их по–разному, одно забывал, другое придумывал. Это значит, «Жемчужина» не могла больше путь указывать. Самому придется разбираться. Илча надеялся, что не хуже Сида сообразит, как выкрутиться. И вот ведь какое дело… Выходит, не было никакого славного героя Сида… Выходит, Ветер сам тут побывал и недурно с Драконом управился. Да и Серый не оплошал в свое время, значит не так уж все и трудно.
За чем же тогда дело… Сообразить бы только в темноте, в какую сторону идти.
Долго думать не пришлось. Кристаллы вокруг засветились, загорелись целыми россыпями, ослепляя Илчу. Он в восхищении крутил головой, поворачиваясь во все стороны, пока не сообразил, что стоит на самой настоящей тропинке среди этого каменного луга. Наковырять бы побольше — глядишь, и никакой Жемчужины для счастья б не понадобилось, но тут не наковыряешь, только Дракона разозлишь. И на что одному единственному Дракону такое богатство?
— Ну… Я иду! — крикнул он вслух, но в ответ услышал лишь собственный голос, отразившийся от стен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
